вина в бутылке.
— Да черт с ними! Давай вот, вино допьем! — она налила и протянула Ивану чашку. Иван медленно выцедил вино, глядя на нее. Она, видя это, зарумянилась, отвернулась и допила свое.
— Ну так что? На этом остановимся? — Илья посмотрел на Игоря.
Тот задумчиво почесал карандашом нос:
— Ну… пока да! Я потом еще подумаю, может что поправлю!
— Мужчины! Я вам чай налила! Вот! — Варя поставила перед ними чашки с чаем, поломала на обертку плитку шоколада, — а мне Иван еще одну песню сочинил, вот!
«Не выдержала, все рассказала! А я думал, как Илью к этому подвести!»
Игорь покосился на Варю с явным одобрением:
— Вот ведь! На ходу подметки рвет! А что за песня? Можно услышать?
— Не-не-не… не сейчас. Уже голова кругом идет от этих песен, нот и прочего. Я понимаю, вы фанаты музыки, но я-то обычный человек! Я и так этим уже сыт по горло! Илья, еще одна веселая, задорная женская песенка нашему концерту ведь не помешает, правда?
Илья вздохнул, покосился на Варю, и промолчал.
Илья с Калошиным еще договаривались по репетициям. Косов в это дело не влезал. Игорь пообещал, что через две недели, они снова приедут уже с какими-то результатами.
— Что значит — с какими-то? Через три недели все должно быть готово, а значит и пару репетиций нужно будет здесь провести! Здесь, а не где-то там! — Илья вновь взбодрился, не иначе, — а генеральную — вообще всех нужно будет здесь собрать, отрепетировать весь концерт! Полный прогон устроить!
Они опять сцепились с Игорем, который доказывал, что если пионеры и прочая самодеятельность идут первой частью, то и нечего им, то есть его ансамблю, здесь делать!
— Ансам-бля…, без ансам-бля, сам бля… — пробормотал Иван.
— Что ты говоришь? — оба повернулись к Ивану.
— Да нет… ничего. Просто анекдот вспомнил, про пьяного конферансье.
— Расскажи, а то и правда уже устали и надо заканчивать, — попросила Варя.
— Да он… глупый.
— Давай глупый! Нам сейчас — любой подойдет! — разминая папиросу, сказал Игорь.
— Ну…
«Идет концерт на летней эстраде. Между номерами, пожилой конферансье в гримерке прикладывается к бутылочке коньячка. И уже ближе к концу концерта, почти на бровях, выходит на сцену, объявлять очередной номер:
— Счас пирд вами вы-ы-ступит сионист Пидоров! Прдон! Пи-о-ни-ст Сидоров! Выступает маэстро без ансамбля…сам бля… то есть один бля! Во бля!».
Творческие люди развеселились и наперебой начала вспоминать смешные случаи на концертах. Правда, Иван ничего толком не понял, так как они, рассказывая ему всем им известные курьезы, хохотали, перебивали друг друга, что-то мычали нечленораздельно. В общем, богема, мля!
Фух… Иван умылся после утренней зарядки, даже обмылся, и теперь отдуваясь, вытирался полотенцем, стоя во дворе дома.
«А нормально так посидели вчера. И гостей проводили уже без этой, поднятой на загривке щетины! Видать прав был Матроскин, когда говорил, что совместный труд — он объединяет! В нашем случае, даже вот таких людей, которых друзьями-приятелями точно не назвать! Надо будет с Илюхой еще поговорить. Так сказать, провести психологическую беседу, по поводу — прощения долгов… разных. Нет, Игорьку этому — может и не прощать. А вот с Варей… как-то нет у меня к ней такого… осуждающего отношения. Ну да… хочет девушка комфортной жизни. Вильнула хвостом, и при этом ошиблась. Бывает!».
Косов, в прошлой жизни Елизаров, вообще не был склонен осуждать женщин. Как их осуждать-то? Это же женщины! С мужской точки зрения — у них и ума-то нет! А в тех, редких случаях, когда ум все же есть — то он явно дан этим особям врагом рода человеческого, а значит сей ум — дьявольский! Вот и получается — «Ибо не ведает она, что творит»! А уж если женщина красивая, то и вообще… не осуждать ее надо, а… взять с нее виру, определенным способом!
«М-да… про способ. Вчера он явно… переволновался. Варя эта! «Эту сову мы разъясним!». Интересно, а Вера сегодня придет? Хотелось бы, чтобы — да!».
Вчера он отпросился у Ильи на сегодня, на полдня — отоспаться.
Он успел позавтракать, и даже поскучал немного. Правда — с гитарой в руках, пытаясь самостоятельно подобрать ноты к еще одной песне.
«Может… предложить ее Илье, на концерт? А что — она должна понравиться людям!»
Вот он и лежал, мурлыкал себе под нос, подбирая аккорды:
— Услышь меня, хорошая,
Услышь меня, красивая!
Заря моя вечерняя,
Любовь неугасимая!
— Ваня! В-а-а-нь! Ты дома? — все-таки пришла, хорошая моя!
— Ну а где я могу быть, радость моя! Дом-то открыт. Заходи быстрее! Соскучился я по тебе, страсть как соскучился! Иди ко мне, Верочка!
— О-о-о-х-х-х! Вот какой же ты… сладкий, Ванюшка! Я прямо вся таю с тобой! — Вера пыталась отдышаться.
Они лежали на одеяле, привычно расстеленном на полу, оба мокрые от пота, но — довольны-ы-ы-е-е-е…
— Вань… а вот правда… ты вот так… меня ласкаешь… даже совестно как-то мне становиться. Тебе со мной хорошо? Нет… вот правду скажи!
— Верочка! Кисуня! Ну как же… ты же видишь, как я с ума схожу с тобой! — ага, опять устроил секс-марафон! Не иначе — вчерашние игрища с Варей, не доведенные до логического… конца, так повлияли на его тягу к Вере.
Вера опять лежала, закинув ногу на него, и что-то чертя на его груди пальчиком. Было немного щекотно.
— А мне вот все кажется… что я тебе что-то… недодаю… Вот… даже не знаю, что такое сделать, чтобы как-то отблагодарить за все… ты вон какой… умеешь все такое.
— Ну… ты же вот… с маслом тем же… постным… видишь же, как мне хорошо? А вот тебе — правда не больно? Не болит у тебя там, после этого?
Краем глаза Иван видел, как залилось румянцем ее лицо.
— Ну… когда как… иногда — даже приятно… а иногда болит… уже после этого, потом! И знаешь, что я подумала… только… стыдно мне как-то…
— Ну — говори, что ты, Киска, стесняешься? Я же вот — перед тобой весь… открытый. Или не доверяешь мне?
— Да нет… просто… ну… ты тогда предлагал, а тебя наругала… вот. Если хочешь, давай я попробую… ну сделать это… только я… не умею, как это…
«Оп-па-на! Однако Вера до минета созрела?»
— Знаешь, радость моя! Что я тебе сказать хочу… Если ты решилась… есть одно большое НО! Я хотел бы, чтобы ты это делала не потому, что я этого хочу. А потому, что ты этого сама захотела бы! Мне кажется, что женщины доходят до этого…